Обрекающие на Жизнь - Страница 24


К оглавлению

24

— Лейр… Ты нас пугаешь.

Пауза. Она поняла, что мы поняли. Лёгкий поклон, признание мастерства. Сен-образ, означающий, что в следующий раз будет осторожнее.

— Вы… На самом деле всё не так уж плохо. Просто есть подозрения, что опять зашевелились демоны, и… почему-то на этот раз клан Изменяющихся уступил свою традиционную вотчину Обрекающим.

Даже так?

Быстрый вопрос к Эль — и неохотное подтверждение. Ситуация ещё не настолько ясна, чтобы привлекать к ней внимание Хранительницы, но… Почему Обрекающие?

Успокаивающий и в то же время тревожный импульс от Аррека. Полуправда.

Лейруору допила последние капли в своём бокале, промокнула губы салфеткой. Затем игриво прикусила белую ткань клыками.

— Спасибо за завтрак. Вы двое питаетесь вкуснее, чем кто бы то ни было ещё на Эль-онн! Я получила огромное удовольствие. (И не только от еды. Но это осталось недосказанным.)

Она поднялась, вновь распустив крылья, заструившиеся вокруг фигуры белоснежным водопадом.

— Лейри… — Она повернулась на мой тихий зов. — Будь осторожна… «Доченька», — это добавила уже про себя.

Склонила уши, сделала два шага к выходу. Затем вдруг остановилась. Замерла на секунду и не оборачиваясь:

— Могу ли я спросить?

Аррек дёрнулся — проявление эмоций, которые он позволял себе лишь в узком кругу самых близких.

— Да, — мой голос прозвучал удивительно ровно.

— Ты убила мою мать?

Вот оно. То, чего я страшилась долгих тридцать лет. Тот Самый Вопрос.

— Да.

И одновременно яростно от Аррека:

— Нет!

Она кивнула на человеческий манер, будто ничего иного и не ожидала. Ни от одного из нас. Вышла. Я спрятала лицо в ладонях.

Танец третий,
Фламенко

Con locura

Аррек не пытался ко мне прикоснуться ни телом, ни мыслью, но его сдобренное гневом сочувствие окутывало всё вокруг удушающим покрывалом. В конце концов, молчание прервала я сама.

— Прекрати.

Он сдержанно, но от этого не менее сердито фыркнул:

— Она ведь прекрасно знает, что именно, как и почему случилось с её матерью. Этого никогда не скрывали! Зачем понадобилось провоцировать нашу реакцию?

— Значит, зачем-то понадобилось. Лейруору-тор знает, что делает.

— Как знала Нуору-тор?

— Довольно!

Он прошёлся пару раз за моей спиной, обдав меня стремительно убиравшимся с дороги сердитого дарай-князя ветром. Я же сидела на высокой табуретке в гостиной, подтянув ноги к груди и обхватив их руками, стараясь оставаться как можно более неподвижной и как можно менее заметной. Рёбра, недавно отведавшие меча северд-ин, вновь начали ныть.

— Я не понимаю, почему тебе так нравится принижать себя по сравнению с представителями линии Уору. Это что, какой-то защитный механизм, оправдывающий желание удрать на тот свет?

Вот вам и «запретная тема». Ауте Всемогущая, на этот раз он, похоже, действительно рассердился.

— Аррек… — запнулась, почувствовав, что он остановился прямо за моей спиной. Плохо. Даже спустя столько лет я всё ещё боялась непредсказуемости своего мужа. И, Ауте свидетельница, для этого были причины. — Ты говоришь так, будто очевидная некомпетентность в качестве Матери Хранящих должна меня как-то задевать. С чего бы это? Я — танцовщица линии Тей. Дочь клана Изменяющихся. Стихия вене — Познание и Превращения. А политическая возня и кровавое балансирование на грани геноцида вызывают у меня лишь здоровое отвращение. Быть Хранительницей — это… не моё, понимаешь?

Руки легли мне на напряжённые плечи, зарылись в свободно падающие волосы.

— Ты недооцениваешь себя, любимая. Тридцать лет удерживать свой народ в мире и процветании — ты хоть понимаешь, сколь редко правителям удавалось достичь подобного?

— Мир? С точки зрения развития биологического вида — весьма спорное благо. Может, я и была сносной Хранительницей. Лейри станет великой.

Он сжал пальцы, больно сдавив основание шеи. Я задохнулась, хватка тут же ослабла, ладонь бережно, волной исцеляющей энергии погладила хрупкие косточки.

— Даже самые упрямые придурки из Атакующих вынуждены были признать, что ты хороша в том, что делаешь.

Читай, «нет никакой необходимости прекращать этим заниматься». Мои губы искривились в горькой усмешке. Повернула голову, уткнувшись щекой в ладонь.

— Нельзя быть хорошей в том, что ненавидишь всем сердцем. Там, где я с боем пробивалась, платя ошмётками своей души, Лейруору пройдёт легко и свободно.

— Но…

— Оставь, Аррек, — я откинулась назад, на его грудь. — Или оставь это, или говори то, что на самом деле хочешь сказать. Я бесконечно устала от пританцовок вокруг запретных тем.

Тихий смех.

— Ты с поразительной женской логикой забываешь, что сама же и сделала их запретными!

— Не забываю. Просто игнорирую.

— С той же женской логикой. — Пауза. Затем тихо и серьёзно: — Я не хочу, чтобы ты умирала.

— И кажется, принял-таки меры, чтобы этого не случилось? — В глубине моего спокойного голоса тлела ярость.

Пауза.

— Пока — не до конца. Нет никакого смысла давать тебе жизнь, если ты всё равно отшвырнёшь её при первом удобном случае.

— Отшвырну, — я вывернулась из его рук и села, полуобернувшись, когтями впившись в сиденье неудобной высокой табуретки. От ярости, полыхавшей в мозгу, вся комната окрасилась многоцветными бликами. — Это мой выбор, Аррек!

А он был всё так же безумно красив.

— Не только твой, любимая…

Так красив…

— Прекрати!

— С удовольствием. Совершенно очевидно, что ты пока не готова к этому разговору.

24